Полковник встрепенулся — а в следующий миг, как и все остальные, практически не раздумывая, кинулся вправо, в лес, в считанные секунды тренированно выполнив прием под названием «слиться с окружающей местностью». Вся цепочка настороженно шагавших людей мгновенно исчезла с тропы, словно их и не было никогда, потому что двое, двигавшихся на значительном расстоянии впереди, подали сигнал — и сами первыми нырнули в «зеленку».
Сигнал, правда, следовало толковать так, что впереди показались не вооруженные абреки, а некто сторонний. Лицо штатское, непричастное, некомбатант, как выражались в старину. Правда, в этих местах, учитывая характер войны, любой некомбатант мог оказаться и пособником, и разведкой…
Не было нужды прибегать к биноклю: объект двигался всего-то метрах в пятидесяти. Унылый тип в поганеньком костюме и с неизменной папахой на голове, по самые глаза заросший нестриженой бородой. Означенный абориген без всякой грациозности восседал на худой рыжей лошаденке, мало похожей на горных скакунов с рисунков Лермонтова. Лошаденка плелась шагом, неся на себе не только хозяина, но и свисавший по обе стороны крупа длинный замызганный мешок, похоже, не из легких. Вид у обоих персонажей, как двуногого, так и четырехногого, был насквозь будничный, сплошная бытовуха. Привычная картина для этих мест, не охваченных повальной моторизацией.
Вот только эта бытовая картинка сплошь и рядом могла оказаться чистейшей воды декорацией. Приемчик известный: то ли пособник, то ли натуральный бандит (без оружия, частенько без единой компрометирующей мелочи!) садится на коняшку и преспокойно трюхает себе на приличном расстоянии от идущей следом банды. Легенда у него обычно разработана четко, скарб в мешке самый что ни на есть мирный и ничего недозволенного законом не содержит. Просто-напросто, изволите ли видеть, наш герой везет на базар какую-нибудь мелочовку — или намерен ее передать родственнику или знакомому из ближнего аула. Ну, а на деле это натуральный разведчик. Обнаружив военных, подает своим условный сигнал, те резко меняют направление и берут ноги в руки, пытаясь оторваться.
Это еще не самое оригинальное, впрочем. Абреки частенько выставляют наблюдателей на высотах, и те под видом чабанов пасут самых натуральных овец, изображают, будто земельку копают, урожай снимают. Если удается засечь военных, сигналы могут быть самыми разнообразными: перекличка чабанов, громкая молитва, внезапно разведенные костры и даже свертывание отары, которую начинают гнать в оговоренном направлении. Плавали — знаем.
Полковник отчетливо видел лицо — не первой молодости абориген, классический «незаможник», уныло и привычно ковыряющийся здесь в своем небогатом хозяйстве. Таких тут тысячи.
Вот только без труда удалось рассмотреть, что всадник кое-чем отличается от мирного путника, выбравшегося в соседний аул к кунаку или на базар. В нем нет ни капли отрешенности, дорожной скуки, привычного равнодушия человека, проделывающего этот путь в сотый раз. Нет, качается в седле он расслабленно, понурившись… вот только глазенки блудливые, прекрасно отсюда видно, так и скачут. Обшаривают окружающую местность неустанно, зорко и цепко. Никакой ошибки быть не может, это передовой дозорный, сука…
Так, так… А что это у нас торчит из нагрудного кармана затрапезного пиджачка, темного, в тускло-белую полоску? А торчит оттуда коротенькая толстая антенна и верхняя часть портативной рации: совершенно легальная штучка, продается везде в хозяйственных магазинах… но с ее помощью можно переговариваться километров на пять. Обычному аульному труженику такая игрушка совершенно ни к чему, как козе Интернет. Теперь никаких сомнений.
Никто, конечно, не шелохнулся — пусть себе едет дальше, и тревоги не поднимает как можно дольше… Когда дозорный скрылся из виду, полковник отдал приказ, и группа, самым бесшумным образом материализовавшись на тропинке, двинулась вперед, в том же направлении.
Вот теперь следовало поспешать — бандочка пустилась в поход гораздо раньше, чем ее ждали, и засада может…
Далекие, но ясно различимые автоматные очереди дали знать, что все именно так и произошло: «мешок» не успел захлопнуться, бандиты, двинувшись раньше, чем уверял агент, поравнялись с засадой, и та открыла огонь, не дожидаясь подхода основной группы. Это, в общем, не ломало никаких планов, просто следовало поспешить.
Они перешли на бег — размеренный, рассудочный, держась кромки леса, заходя к месту перестрелки слева, что облегчает ведение огня, и привычно разбиваясь на тройки. Боевое охранение в лице Доронина и Антона, как ему и полагалось, опережало всех на полсотни метров — и именно эти двое вдруг бросились на землю, выставив автоматы, с ходу пройдясь короткими очередями по невидимой пока остальным цели.
А впрочем, не прошло и десяти секунд, как все остальные тоже узрели противника, и точно так же плюхнувшись наземь и рассредоточившись, скупо плеснули огнем.
Расклад стал ясен моментально: ну да, не только не опоздали, наоборот, прибыли как нельзя более кстати. Супостаты, числом шесть, напоровшись на огонь из леса, к тому же перекрывший им отход, поступили вполне разумно, стали оттягиваться к лесочку по другую сторону распадка — но там-то как раз и залег Рахманин со своими людьми, так что «мешок» все же захлопнулся.
Об этом противник пока не подозревал. Шестеро, довольно сноровисто прикрывая друг друга очередями и парой пущенных из подствольников гранат, начали ползком-перебежками перемещаться в том направлении, где увидели спасение — на юго-восток, к россыпи скальных обломков у горушки, там можно было если не оторваться, то хотя бы засесть в более удобную позицию, откуда выковырять шестерку потруднее будет.